Я открыла дверь и села на переднее сиденье. Не то, где руль — другое, рядом. На улице шёл дождь, и всё было мокрое. В машине тепло, потому что печка дует прямо на колени.

Я в красных колготках. Самых ярких! И зелёном пальто с маленькими золотыми жуками. Так долго-долго выбирала что надеть! Наряжалась. В этих колготках мне было веселее всего. А с черным платьем как будто даже по-взрослому. Конечно, это не одежда для дачи. Но я же не буду копать? А сапоги можно потом помыть. Перед выходом я немножко потанцевала. Я всегда танцую, когда радостно. Особенно в ярких колготках.

Волосы раскудрявились и щекотали щёки. А он тоже кудрявый!

— Привет, я Гриша!
— Привет, Гриша.
— Ну что, поехали? Только на заправку заедем за кофе.
— Давай.

Ой. У него же нос не посередине лица. Как будто чуть-чуть сдвинулся. Забавно. У дедушки тоже что-то было — то ли с носом, то ли с бровью. На него вроде кран упал. Или не кран… что-то тяжёлое. Он тогда лежал в больнице, мне рассказывали, но я уже забыла.

— Ты голодная? Кушать хочешь?
— А что?
— Можно взять хот-дог.
— Давай!
— А Кофе какой будешь?
— С молоком. А то горько будет.
— Ну, иди в машину - я все принесу.

Хот-дог был очень вкусный, горячий. С кетчупом. Я ела аккуратно, но всё равно капнуло на пальто. Ничего, потом сотру. Мы ехали по красивой дороге — горы, деревья, всё мокрое и блестит. Я не знала, куда мы едем. Никогда не была в этих местах. Гриша сказал, что заедем на ферму, где растёт рыба. Купим рыбу, будем жарить на костре в фольге. И ещё помидоры, огурцы и лимон.

Потом Гриша вернулся с пакетами и какой-то бабушкой. Она вся такая маленькая. Попросила его подвезти ее куда-то, а он согласился. Это было не совсем по пути — наверное, пожалел бабушку. Дождь такой противный, а она старенькая и с сумкой. Потом мы съехали с хорошей дороги и наконец поехали на дачу.

Потом дорога стала узкая-узкая, и нас задела другая машина. Гриша нахмурился, вышел, посмотрел. Женщине сказал, чтобы ехала дальше и была аккуратнее.

- Все равно скоро буду покупать другую машину. На этой невозможно ездить по таким дорогам, уже все бампера поцарапал.

Сапожки мои всё-таки испачкались. Ну и ладно. Дача оказалась старая. Дом стоял на горе, а от него вниз шла лестница, и там был сад. Жёлтые нарциссы цвели, такие яркие, даже под дождём. А ещё там было большое дерево — хурма. Вся в лишайниках. Наверное, ей уже не долго осталось. Эх, вот бы тоже что-то посадить!

— Я тоже мечтаю о даче.
— Что будешь там делать?
— Хочу мастерскую - лепить из глины. Печку хочу, гончарный круг.
— У меня есть тут комнатка, где у прошлого хозяина была мастерская. Он делал мебель из дерева. Хочешь - привози все и лепи.
— А у меня ничего нет.
— Так. Я пошел разжигать костер. Садись посиди.

Я качалась на качелях, завернувшись в плед. Капли ещё падали с веток, но дождя уже не было. Пахло дымом и мокрой землёй. Гриша ходил туда-сюда — то за рыбой, то за дровами. Я болтала ногами и улыбалась. Как-то было спокойно и хорошо.

Гриша проходил мимо, и вдруг наклонился. Я даже не успела подумать — просто почувствовала, как его лицо стало совсем рядом. И он поцеловал меня.

Губы у него были тёплые и пахли дымом. Я растерялась. Наверное, так и надо было — целоваться. Наверное, если не ответить, будет неловко, и он подумает, что я глупая.
В голове стало тихо-тихо. Только ветер шевелил листья, и качели чуть поскрипывали. Под пледом дрожали коленки в красных колготках. Они стали вдруг слишком яркие, слишком заметные. Как будто они виноваты.

— Тебе приятно, когда я тебя целую? — спросил он.

Я не знала, что ответить. Внутри было как-то странно. Как будто я куда-то провалилась. Как будто всё вокруг стало другое — и я в нём маленькая и не знаю, что говорить.

Наверное, нужно сказать «да». Так ведь делают, чтобы никого не обидеть. Чтобы всё оставалось добрым и красивым, как было минуту назад.

— Да, — сказала я.

Тихо, как будто чужим голосом. Потому что он был добрый. И покупал рыбу. И бабушку подвёз. Привез меня на дачу. И, наверное, хотел, чтобы мне было приятно.

Он поцеловал меня ещё раз. Потом улыбнулся, пошёл к костру, поправил дрова. Чтобы лучше горело. А я осталась качаться. Завернулась в плед и смотрела, как костёр трещит и бросает искры вверх — прямо в небо, как звёздочки.

Может, все так и должно быть?

Рыба подгорела. Снизу чёрная, а сверху вроде ничего. Гриша сказал, что так даже вкуснее. Он попросил меня нарезать овощи и накрыть на стол. Помидоры были мягкие, текли на клеенку. А нож тупой. Огурцы хрустели и пахли летом. Я разложила все по тарелочкам. Такие же были у нас на даче - с зелеными узорами.

Мы сидели на веранде. Костёр ещё потрескивал, но уже почти погас. Рыба была не очень вкусная - горчила. Но я ела. Потому что больше ничего не было. А мне очень хотелось кушать. Съели все быстро. Он выбросил мусор. А я собрала тарелки и помыла посуду. Хотя мне не хотелось.

— Ну что, пойдём покажу тебе весь дом? — сказал Гриша.

Я кивнула. В комнатах не было ничего интересного. Но в одной комнате я заметила лестницу на чердак. Точно такую же, как на даче у дедушки!
Чердак оказался волшебный. Пахло деревом, сыростью, старой пылью и чем-то ещё. Ой! Кажется, здесь живут маленькие тайны. На полу стояли старые коробки, заваленные бумагами, книгами и игрушками. Стояло кресло без ножки. А в клетке лежало птичье перо, будто его оставил какой-то добрый волшебник. Может быть даже для меня! Если хорошо прислушаться, можно было услышать, как шепчутся старые вещи. Казалось, что время здесь замедляется, замирает, чтобы никто не мешал играть и придумывать сказки.

— Как же тут здорово, правда? — сказала я.
— Правда, — ответил он.
— Можно тут жить.

Я улыбнулась. Хотелось пробраться в уголок с коробками и остаться там навсегда. Всё здесь такое чудесное! И никто не сможет испортить этот мир.

Но мы спустились вниз. Гриша заварил чай в большом прозрачном чайнике. Вода кипела и шумела. Чай пах сырой землёй и погребом. Запах был тёплый и тяжёлый, будто там внутри спряталась осень.
Мы сидели рядом, пили. Он говорил что-то про знакомых, которые во всём винят государство. Я старалась слушать, но слова были какими-то скользкими. Не удержать.

Наверное, надо сказать что-то умное. Подожди-подожди… сейчас придумаю!

— Они просто… проецируют родительскую фигуру, — сказала я, — и ждут, что кто-то должен взять ответственность за их неудачи.

Вдруг он придвинулся ближе. Сначала чуть-чуть, потом ещё. Сказал что-то про то, что я красиво оделась. Что, наверное, для него.

— Для себя, — сказала я.
— Да ладно тебе. Эти твои красные колготки сводят меня с ума.

Я не знала, что ответить. Красные колготки же — просто весёлые. В них всё кажется лучше, будто праздник.

Он протянул руки — и вдруг схватил меня. Сильно. Обеими руками. Прижал к себе и стал целовать — быстро, жадно, в шею, потом ниже. Я хотела отодвинуться, но тело не слушалось. Он резко засунул руку под платье, и начал стягивать колготки. Мои красные, весёлые колготочки. В которых я танцевала утром.

Мне стало нечем дышать. Как в плохом сне: когда хочется закричать, а ничего не можешь сказать. Хотелось свернуться, как ёжик. Спрятаться, чтобы никто не видел. Сделаться маленькой-маленькой, чтобы можно было уткнуться в коленки и исчезнуть. Чтобы всё это перестало быть правдой.

— Я так хочу тебя, малышка! Хочешь меня?

Ну же, голос, пожалуйста. Вернись.

— Нет, — еле выдохнула я.
— Что?
— Нет, пожалуйста. Не надо.

Я оттолкнула его — не сильно, только чтобы появилось немного воздуха между нами. Он посмотрел удивлённо, словно не понял, что случилось.

— Не надо, — повторила я.

Голос прозвучал тихо, но твёрдо. Словно это сказала не я, а кто-то старший, кто умеет говорить «нет». Я встала и отошла. Он отвернулся и замолчал. Чай остыл. Всё внутри меня звенело, но я смогла сказать:

— Отвези меня домой.

Он ничего не ответил. Только посмотрел как-то мимо, потом встал, стал убирать со стола, закрывать окна, собирать тарелки. Всё делал медленно, будто ничего не случилось. Будто просто вечер закончился, и надо прибрать.

Я вышла на улицу. Села на качели, снова завернулась в плед. Гриша ходил по дому, стучал дверцами, двигал стулья. Слышно было, как он закрывает замок. А я всё качалась — вперёд и назад, вперёд и назад. Дождь опять начинался — редкие капли падали на руки, на колени, на плед. На растрепанные кудряшки.

— Пора ехать.

Я кивнула, но не встала сразу. Смотрела на дерево с лишайником. На сад, где жёлтые нарциссы гнулись под каплями. Всё было то же самое. Но совсем другое.

Как будто это уже какая-то не та сказка.

Наверное, сказки перепутались. В моей всё должно было быть добрым. С рыбой на костре, качелями и волшебным чердаком, где живут солнечные пылинки. Там, где можно было быть просто — собой. С загадочными золотыми жуками и волосами, спутавшимися от дождя.

А в этой всё стало другим — как будто кто-то поменял страницы. И теперь я не знаю, что делать дальше. Наверное, ему нужна была другая сказка. Где всё не волшебное, а взрослое. А моя — закончилась.

Я встала, пошла к машине. Колёса шлёпали по грязи, и дорога вниз казалась длиннее, чем утром. Гриша молчал. А я смотрела в окно и думала, что некоторые сказки лучше не читать перед сном. И что, когда приеду домой, надо не забыть помыть сапожки.