Нужно как-то начинать жить снова. Классика: сделай вид, что со всем справляешься. Дела нормально, спасибо. Просто все немножко мертво внутри. Совсем. Все еще живешь по инерции. Как если ты вылетаешь через лобовое и летишь свои 20 метров в воздухе до фатальной встречи с асфальтом.

В этот момент у тебя удивительно правильные мысли. Почти хирургически точные. Что приготовить сегодня на завтрак? Надеть бейсболку или панамку? Как выполнить план по продажам на этой неделе?

Переворот в воздухе. Когда, чёрт возьми, купить ёлку на Новый год?

С тебя слетают ботинки. Стричь волосы или отращивать? Нужно ли как-то начинать жить снова, если известно, как все закончится?

Удара пока не было. Но он будет. Он всегда рядом. И изменит все. Но ты все еще в полете. И все еще завидуешь птицам?

Ты чувствуешь ускорение. Направленную силу. У тебя есть некоторая скорость, которая выворачивает тебя изнутри, даже когда ты стоишь на месте. Две противоборствующие силы: процесс, который уже запущен и не может быть остановлен, и стремление к гомеостазу. Сделать что-то.

Море штормило. Я сидела, прислонившись к бетонной опоре, и пила чай, наблюдая, как маленькие паруса виндсерферов прорезают горизонт будто лезвия. Вот он: герой. Тот, кто бросается в самый центр урагана, не ожидая наград. Каждый раз выходит из шторма уставшим, но с расправленными плечами. С каплями холодной соленой воды, стекающими по обветренному лицу.

Я подумала: хочу такого. Человека, который знает цену шрамам. Который не будет ныть о курсе евро и о том, как бывшая сломала ему самооценку. Который знает, как это — тонуть и не тащить за собой никого. Как это — плыть одному.

Мы познакомились почти случайно. Почти как в сказке, где нет принцев, но есть знаки. Я шла к морю и на краю обочины увидела два клевера с четырьмя лепестками. Иногда даже клевер хочет, чтобы его заметили. Я сорвала оба: один для себя, другой — для первого встречного. Интуиция рождает все великое, в том числе и великие ошибки. Но кто сказал, что она должна приводить только к хэппи-энду? Она просто ведет куда-то. И этого достаточно.

И вот появляется он. Типичный герой. Слишком отрешенный для того, чтобы быть не замеченным. В наушниках. Руки в карманах. Лицо с выражением «не вовремя» — такой стиль тех, кому кажется, что всё бессмысленно. Он шёл, как будто в мире существует только он и его музыка, а я — часть какого-то представления, на которое он не покупал билет.

Я остановилась. Протянула ему клевер без слов. Он снял наушник. Наклонил голову. И взял. И никакого «спасибо», никаких объяснений. Как будто это было его предназначение — взять клевер из рук незнакомки, решившей, что «может быть, и тебе это нужно».

— Как тебя зовут? — спросил он спустя пару секунд.

Я ответила. И мы договорились встретиться ещё раз. Все было так легко, будто мы знали об этой встрече еще до рождения.

— Я стою на повороте. Какая у тебя машина?
— Красная. А у тебя?
— Черная.

Он подъехал на автомобиле той же марки. Мы переглянулись и засмеялись. Мелочь, а приятно. Значит, можно не притворяться. Не защищаться. Когда ты в чём-то похож на другого человека — это всегда маленький праздник. Маленькая революция. Радость того, что можно быть собой — хоть пару часов. И не становиться очередной плевательницей для чужих обид и вечно ущемлённых яичек. Меня всегда удивляло: сколько дерьма могут вывалить на тебя люди, только потому что сами задыхаются в нём. Как будто это ты им задолжала кислород. Как будто их разбитая жизнь — не их решение.

С ним было иначе. С ним было просто. Он не соревновался в ядовитых остротах. Не называл женщин суками. Не обвинял мир в том, что у него не стоит на свою жизнь. Он был художником. И его жизнь всё ещё пахла красками.

Первый серфер. Я пересела к нему в машину и мы поехали к морю. Остановились под мостом, по которому шла железная дорога. Волны били в бетон в такт музыке проходящих поездов. Биты, синкопы. Стук сердца, которому нечего терять.

Он был старше меня. Серебро, запутавшееся в тёмных волнах волос. Крупный нос, тонкие губы, вечно чуть сжатыми. Они не знали, что такое улыбка. Только ухмылка. Карие глаза смотрели хитро, въедливо, следили. Выискивали. Находили. Потом прятались. Снова вспыхивали интересом. И зверь, и охотник. Искра, но без обещаний. Вижу - но тебе не скажу.

Я достала из машины рюкзак с чаем и посудой. Мне нравится угощать человека чаем. Заваривать жизнь в маленьких чашечках. Будто вне времени и пространства. Разливать волшебство по маленьким чашечкам из глиняного чайника вместе со светло-изумрудным настоем китайского весеннего чая с нотами жасмина. Пока еще есть вода, чай, два человека — и тишина между ними.

— Вкусно, — сказал он.

Чай делает чуть ближе. Не спеша, без давления. Собрать посуду. Нагреть воду. Протянуть первую чашку — как будто подаёшь другому человеку ключ от какой-то очень маленькой двери внутри. Горячий пар расправляет скрученные листочки, хранящие в себе тонкий аромат. Изучать. Следить за изменениями. И точно так же разворачиваются люди — не сразу, капля за каплей. Если дать им время. Если не ломать их грубыми руками. Наблюдать.

Но бывает так, что никакой чай не помогает. Иногда все сжато настолько плотно и глубоко зашито, что сколько ни нагревай воду — никак не услышать аромат. Такие напитки часто подаются очень горячими — надо уметь держать чашку так, чтобы не обжечься.

— Я купил участок со старым фруктовым садом, — сказал он вдруг, глядя в море. — Начал строить там дом.

В этот момент что-то внутри переключилось: он стал идеальным. Я рассказывала о том, как сама когда-то сажала яблони в саду, который пришлось продать. И где-то на задворках сознания уже мерцала картинка: осенний сад в ноябре, ветви, нагруженные тяжёлой хурмой, мягкий свет позднего солнца. Весёлая, неуклюжая собака, несущаяся сквозь мокрую траву. Наша. И довольная я, слишком быстро представившая это «наше».

— Есть хочешь? — спросил он.
— Хочу.
— Поехали поищем что-нибудь рядом, я такой голодный.

Я мысленно улыбнулась. Он не предложил сразу встретиться в кафе. Так делают те, кто боится сразу остаться разочарованным. Чтобы за это разочарование еще и не платить из своего кармана.

Он выбрал иначе. Сначала — увидеть. Почувствовать. Я это понимала слишком хорошо. Кормить — это не просто делиться едой. Делиться теплом, в которое вложено слишком много жизни. Сегодня слишком многие приходят к чужому огню не для того, чтобы согреться вместе — а чтобы на время ощутить тепло, которое давно утратили сами.

Настоящая близость пахнет не кофе и не дорогим вином. Она пахнет дорогой под дождём, мокрой кожей, неловкими паузами, когда слова не важны. Именно в такие моменты чувствуешь: тебе не нужно торопиться, не нужно завоёвывать или спасать. Можно просто быть.

Кафе очаровывало своим колоритом. Клеенки на столах, недовольная официантка, телевизор с включенной программой радиопередач. Расписные стены, будто ты смотришь из окна средневекового замка, а дешевые салфетки стояли в пластиковых стаканчиках.

Мы говорили о том, какие дураки люди, которые перекладываю вину за свои неудачи на правительство. Он рассказывал, каким был отбитым либералом и проводил махинации с правительственными деньгами, за что поплатился. Я — какой была наивной и хотела изменить мир. Как думала, что стоит только раскрыть людям глаза — и все у них обязательно получится. Но им ничего было не нужно, просто потому что они не хотели ничего менять. Мы всегда в той самой идеальной точке: здесь и сейчас. Сок от хинкали тек по рукам до локтей и я хохотала, как в детстве — открыто, без оглядки. И он смеялся рядом.

Серфер припарковался вровень в моей машиной, будто так мы могли соприкоснуться ещё на мгновение. Мы вышли на улицу. Мелкие капли дождя липли к нашим волосам, ещё сильнее закручивая их в беспорядочные живые завитки.

— Я совсем промокла. Пора ехать.
— Мне понравилось, — сказал он.
— Мне тоже.
— Как у тебя со временем? Работа сильно зажимает?
— Могу найти, если очень захочется. А у тебя?
— Тоже. В любой день.

Мы потянулись обнять друг друга. И вместо мягкого первого поцелуя он весело и несколько грубовато схватил меня за задницу. Я села за руль. В колонках играла его музыка. Свет от фонарей и стоп-огней освещал капли на стекле разноцветными искрами. Цветные реки маленькой красивой вселенной вечернего города. На моем окне. На его окне. Мы смотрели друг на друга и улыбались. И всё было так, словно кто-то за камерой сейчас закричит: «Снято!» — сладкий, правильный момент из романтического голливудского фильма. Где она смотрит на него и он смотрит на нее. Без драм. Только капли дождя. Только этот короткий кадр. Только «сейчас» - без вопросов, без гарантий, без «а вдруг».

Я приехала домой. Моя хлопковая куртка, насквозь промокшая, пахла этим вечером: морем, его сигаретами, грузинским кафе и чем-то ещё, тёплым, ускользающим, что уже начало растворяться. Я взяла в руки телефон и написала: «Спасибо еще раз за вечер. Было классно».

Мне захотелось испечь для него лимонный пирог. На следующий день написала еще раз, рассказала про пирог и предложила снова попить чай у моря. Он ответил сухо: «Надо подумать». И больше не писал.

Молчание висело между нами, как толстое вязкое облако над штормящим морем. Я подождала день. Еще один. Четыре. И перестала ждать.

Сидела на пляже одна, с термосом горячего чая. Смотрела, как волны бьют в берег. Как вдалеке мелькают полупрозрачные призрачные паруса фантомного героя из иллюзий, которые я сама себе придумала за те десять минут между каплями дождя. Он остался там, между шёпотом волн и своим собственным непонятным молчанием.

Он давно выбрал сторону: отвечать только морю. Потому что море ничего не спрашивает. И тогда не нужен берег, только буря и волна.

Плыть одному, исчезая за линией горизонта. Как это делают многие из нас — превращаясь в фоновый шум чужих жизней: случайные встречи, прочитанные и оставленные без ответа сообщения, несказанные слова.

Где-то в другой реальности ярко пахнет лимонной цедрой. На темном деревянном столе лежит тарелка с переспевшей хурмой. И никто ничего не ждёт. Потому что однажды уже выбрал остаться. Быть. Проживая каждый прилив и отлив.