— Давай встретимся у меня на работе?
— Я как раз буду в центре, могу зайти.

Эти первые встречи — как пробный запуск новой операционной системы. Когда ты читаешь Его сообщения своим голосом. Голосом своего внутренного мужчины. Он, конечно, увереннее тебя, ироничнее, чуть ленивее и всегда знает, что сказать. Может быть, это и есть самый лучший вариант - составить максимально подробный описательный портрет обладателя этого идеального голоса. Авторобот твоего потенциально идеального кандидата. С которым вы уже давно знакомы. Или не знакомы вовсе? А вдруг твой внутренний мужик и есть самый главный мудак в твоей жизни? Такие дела. Если не задавать себе умных вопросов, не придется брать лишней ответственности за свою жизнь.

До той самой встречи все, что у тебя есть - только образ в голове. Только лучшие ракурсы фотографий, на которых человек нравится сам себе. Только лучшие стороны, которыми он к тебе повернулся, а ты разглядываешь их в розовых лучах собственных ожиданий. Сейчас нет никакой необходимости видеть, что за ними.

Ты даже еще не знаешь, какой будет реальность. Но то, что происходит - уже часть реальности.

Я влюбилась в букеты, которые он собирал. Даже не в точеный профиль лица или кубики пресса. В его композициях было что-то честное, что-то магически притягательное. Будто в переплетениях лепестков были заколдованы тонкие тайны этого мира: спрятанные в изгибах стеблей, в переходах оттенков, в невидимом ритме, которому он следовал интуитивно.

Творчество — это всегда подсказка. В нем можно на кончиках пальцев почувствовать что-то настоящее о человеке, даже если сам он этого еще не понимает. Он будет говорить о применении различных техник, гармонии цвета, сочетаниях форм. Определённой текстуре краски. Особенных звучаниях струн из определенного материала. Будет разбирать на части техники, но не признает своей власти над ними.

Мы сидели за столиком на крыльце. Теплой осенью. Когда солнце еще греет, но без плаща выходить из дома уже не хочется.

Я пришла с кофе, но согласилась на еще один из местной кофемашины. Кофе был мерзкий. У тебя есть всего одна жизнь, и не такая уж длинная, а ты разрешаешь мерзкому кофе касаться своих вкусовых рецепторов. А кто-то делает так каждый день. Несколько раз в день. Потому что в его мире - это вкусно.

А потом он принёс шоколадный торт. Один кусочек. Себе. Конечно, я не фанат сладкого, но, дорогой, это ведь первое свидание! Пусть и на твоей прекрасной работе. Где хотя бы условный жест вежливости? Хотя бы ложечка для проформы? Нет. Впрочем, кроме торта ему досталось и все мое внимания. Два часа наблюдений.

Свидание — отличное поле для научных исследований. За этим столиком сидела девушка, которая так долго шла на компромиссы с собой, что они стали ее стратегией выживания.

Наблюдение. Анализ. Обратная связь.
И снова. Наблюдение. Анализ. Обратная связь.
Цикл замкнулся.
Научно-исследовательский университет имени себя.

Как мне, когда съедают единственный кусочек торта?
Как мне, когда диалог превращается в монолог и зрителя?

Он говорил правильные слова. Именно слова. Такое бывает, когда ты что-то узнал, прочитал, взял себе. Присвоил. Но не прожил, не пропустил через себя. Не прорыдал это внезапное озарение за рулем машины. Если знание досталось тебе легко - большая вероятность, что это просто абстрактный набор букв, который потеряет всякий смысл, если повторять его слишком долго. Если он не ушел мурашками в тело - пространство просто заберет звук.

Как мне, когда я знаю, что под его черной футболкой идеальные кубики пресса на татуированном теле? Что стоит мне захотеть — и моя ладонь скользнет под ткань, прямо к горячей коже? Что меня останавливает?

Я разглядывала его пальцы, ловкие, уверенные. Он мог бы быть хирургом, скульптором или пианистом, но выбрал цветы. В этом была какая-то магия. Но, возможно, я просто пыталась придать смысл нашей встрече.

Безусловно, он был привлекателен. Короткая стрижка дерзко подчеркивала идеальную форму черепа и линию шеи. Когда его что-то злило, он на мгновение сжимал челюсть, от чего линия скул становится еще более выразительной, более резкой, словно высечена из камня. Сводил черные брови, прищуривал темные глаза. Это предупреждение. Это пламя, сжатое в маленькую зажигалку, которая может взорваться в кармане. А я незаметно прокручиваю большим пальцем маленькое колесико, будто решаю — разжечь или оставить холодным.

— Люди слишком безответственно относятся к природе, — говорит он, все так же хмуря брови, но теперь уже не от злости, а от какой-то глубокой, серьезной обеспокоенности. — У меня есть мечта открыть серию секонд-хендов, настоящих, с хорошими вещами, а не с хламом, это бы спасло кучу ресурсов. Производство одежды — один из самых грязных бизнесов в мире. Важно заботиться о будущем.

Я смотрю на него, на его идеальные скулы, на то, как начинает сбиваться его дыхание, когда увлекается темой. Интересно, почему именно секонды?

— А как же флористика? Это ведь абсолютно не экологично, — говорю я, чуть склонив голову. — Срезанные цветы живут несколько дней, а ради них выращивают теплицы, тратят тонны воды, удобрений, химии. Возят их на самолётах через полмира. Окутывают километрами пластиковой упаковки. Выбрасывают брак и то, что не смогли продать.

Он смотрит на меня. Медленно моргает. На красивой шее проступает вена.

— Ну… это другое.
— Конечно, — усмехаюсь я. — За альтруизмом и спасательством лежит просто потребность признания: быть хорошим для других или для самого себя.
— Да я и не собираюсь работать всю жизнь флористом, — говорит он, пожимая плечами.
— А кем ты собираешься? — спрашиваю я, чуть подаваясь вперед.

Он делает паузу, смотрит на чашку кофе, будто в ней сейчас проявится ответ, и говорит:

— Я не знаю. Но точно чем-то большим, чем просто собирать букеты.

Я улыбаюсь.

— Ты не думал, что твои цветы — это тоже спасение? Пусть не для планеты, но для людей.

Он слегка хмурит брови, будто пытается решить, шучу я или говорю всерьез.

— В каком смысле?
— Ну вот смотри. Человек приходит к тебе за букетом. Может, он хочет извиниться. Или признаться в любви. Или просто сказать без слов: «Я помню о тебе». А ты… ты даешь ему правильные слова. Только вместо слов — цветы, которые в твоем прекрасном исполнении касаются самого сердца.

Он теребит бумажную салфетку, скручивает ее в жгут.

— Никогда не думал об этом так, — говорит наконец.
— А ты попробуй, — говорю я, зачем-то допивая свой мерзкий кофе. — Вдруг это больше, чем кажется?

Моя любимая роль наблюдателя подходила здесь как нельзя лучше. Разговоры о мире, о глобальном, об абстрактных людях. О том, что надо спасать ресурсы. Что человечество безответственно. Что хочется заниматься чем-то большим. Такое случается довольно часто в диалогах с людьми, когда будто становишься фоном для их размышлений. Я думаю, сколько еще это продлится. Еще пять минут? Десять? Или он не замолчит, пока не выскажет всё, что накопилось? Сколько там кубиков под футболкой? Да какая уже разница.

— С тобой так интересно разговаривать, — говорит он.

Со мной или с самим собой? Я думаю, сколько шагов отсюда до остановки. И просто встаю. Не перебивая его, не делая каких-то театральных движений. Просто поднимаюсь и беру сумку. Он замолкает на полуслове.

Из холодильника, на фоне темно-зелёных стен, на нас смотрят цветы. Они ждут. Срезанные, но ещё живые, застывшие на пороге красоты, которая должна рассыпаться. Как люди в паузах перед словами, которые могут всё изменить. Они стояли в ожидании быть собранными, сыграть вместе с другими в симфонию, которой никогда не было раньше. Пусть даже совсем не в долгую.

Розы – королевы бала, горделиво приподняли головы, будто уже знали, что именно их выберут первыми. Эустомы – легкие, воздушные, как незаконченные письма, в которых осталось место для самых важных слов. Гортензии – облака в вазе, переливающиеся сине-лиловыми красками, как вечернее небо. Тюльпаны – нетерпеливые путешественники, тянущиеся вверх даже в срезанном виде, будто не хотят признавать финал. Каждый из цветков был частью этой музыки, которая проживёт всего несколько дней, но, возможно, успеет сказать что-то важное.

Я поймала себя на мысли, что смотрю не на него, а на них. В этой хрупкости, в их короткой, но прекрасной жизни было что-то честное. Как будто они знали о своём конце, но всё равно тянулись к свету, не споря с неизбежностью. В отличие от людей. В отличии от него.

Перевела взгляд на его руки. Пальцы касались стакана с кофе — растянуто, бездумно. Я представила их среди лепестков: сильные, уверенные, но не понимающие той тишины, которой наполнено увядание.

— Ты куда?
— Домой, я устала.

Через несколько дней он написал и позвал встретиться. Я оставила его сообщение непрочитанным, как ненужный билет на поезд, который уже ушёл. Весь прошлый диалог — словно радио, оставленное фоном в комнате, где меня уже нет. Комната, в которой никого нет.

Он написал снова. И я задумалась: а что, если пойти? Не потому что хочу. Не потому что интересно. А просто посмотреть, как далеко можно зайти, не делая ни шага. Просто ради наблюдения — за тем, как одно слово «да» может сдвинуть пласт реальности, в которой, казалось бы, уже все решено. Может быть, я наконец-то ошибаюсь?

Шел дождь. Мы сидели в уличной кофейне под навесом. Капли били по сочным мясистым листьям магнолий. Я подогнула к себе колени и двумя руками держала бумажный стаканчик с фильтром. За свой кофе заплатила я сама, а он снова взял себе торт.

— Я привыкла к определённому уровню жизни, — сказала я, делая глоток. — И не готова от него отказываться. Потянешь отношения с женщиной, которая больше тебя зарабатывает?
— Мне не важен заработок, мне важно смотреть в одну сторону. И чтобы у человека было чему поучиться.
— Только поучиться? Это ведь не односторонний процесс. Я понимаю, что тебе со мной интересно. Но я устала от таких историй, когда меня попрекают деньгами. Когда в ресторане я заказываю себе три блюда, а мой кавалер растягивает на два часа свою чашку американо.
— Я могу дать стабильные осознанные отношения без эмоциональных скачков и перепадов. Мне хочется большего, чем просто дружба. Друзья у меня есть.
— И что мне делать с твоей стабильностью, пока я оплачиваю счета? Ты ведь за две встречи даже кусочка торта мне не предложил.

Он не сразу ответил. Посмотрел на чашку, провёл пальцем по краю.

— Подожди.
— Чего?
— Пока я стану тем, кто может дать больше. Дай мне шанс.

Я грустно улыбнулась.

— Ты ведь понимаешь, что «подожди» — это надежда, а не гарантия?

Он сжал губы, будто хотел что-то сказать, но передумал.

— Да, — тихо сказал он. — Но я всё равно прошу.
— Почему бы тебе просто не найти кого-то попроще?
— Это не интересно.

Дождь усилился. Люди на улице ускорили шаг, кто-то перебежал дорогу, укрывшись газетой. Я посмотрела на него — внимательно, оценивающе, как будто пыталась понять: а вдруг это действительно нечто большее, чем кажется?

С другой стороны: как все поменялось. Ты хочешь впечатлить женщину? Завали мамонта и принеси к ее ногам. Как далеко мы ушли от природы, где самцы пытаются перещеголять друг друга ярким оперением и поединками за звание лучшего. Павлины раскрывают хвосты, соревнуясь в красоте, львы борются за прайд, волки добывают еду. Каждый знает свою роль. Но у людей всё перемешалось. Ты не покупаешь женщине торт, потому что потратил все на украшение себя татуировками и абонемент в спортзал. Но ее хочешь тоже.

Я ехала в такси и думала о его выдержке и спокойствии. Все эти осознанные размышления казались просто навесом, который прикрывает недостроенные конструкции. Мне хотелось его поддеть. Потыкать палкой, чтобы он перестал быть таким наигранно сдержанным и рассудительным. Я не чувствую в нем силы и уверенности. Колесико зажигалки так и продолжает крутиться вхолостую. А чувствует ли он силу сам в себе? Если я превращусь в огнедышащего дракона, сможет ли он остаться рядом? Или я просто спалю все дотла и сожру его? Сможешь выдержать мою силу? Покажись. Бери свой шанс. Или беги.

— Давай сегодня пообедаем вместе?

Мы сели в уютном кафе. Взяли два супа. Как только их принесли, у него зазвонил телефон. Оказалось, на обед он ушел с работы и нужно было срочно вернуться, чтобы собрать букет. Я ела свой тыквенный суп и думала, вернётся он обратно или мне придется в этот раз оплатить еще и его обед. Но он все же пришел.

— Я хочу заняться маркетингом в салоне, кроме работы флориста, — сказал он, водя ложкой по остывшему супу. — Думаю продавать недорогие букеты через интернет, они пользуются спросом.
— Вы предлагаете букеты как подарки. Женщины сидят и ждут, пока кто-то созреет до того, чтобы порадовать их букетом. Почему бы не сделать акцент на том, что девушка сама может радовать себя самыми любимыми цветами?
— О, это отличная идея. А можешь подробнее объяснить? Правда может быть не сейчас, я так устал в эти дни. Вчера даже сделал себе тканевую маску, чтобы расслабиться.
— Помогло?
— Нет.

Мы вышли из кафе и шли вдоль реки под теряющими краски листьями платанов.

— Я хочу окружать себя сильными людьми, чтобы у них учиться. И я готов за это платить. И партнера хочу такого же, сильного.

Ага, так вот, получается, почему меня сегодня угостили супом.

— Я собираюсь все поменять. Развиваться, стараться. Чтобы лучше понимать куда двигаться, даже купил на прошлой неделе платный астрологический разбор за семь тысяч.

Еще несколько раз сэкономить на торте и разбор окупится.

— И что хорошего советуют?
— Не знаю. Я пока его не читал. А можешь подробнее рассказать, как ты советовала мне продавать букеты? Какая там была идея? Чтобы девушки себе покупали, кажется?
— Моя личная консультация по бизнесу стоит 20.000 рублей.

Больше он не писал. Весной, через пару лет, мы случайно встретились на улице. Шли в разные стороны по разным сторонам тротуара. Встретились взглядом. Я перешла через дорогу. Он все так же работает флористом. А я все так же гуляла одна. Он обнял меня - крепко, даже слишком - и на прощание сильно сжал предплечье. Через пару недель на это месте появилась огромная бородавка, которую пришлось выжигать лазером. Шрама не осталось.

Я подумала, что он и правда колдун. Но сам так этого и не понял. Жаль, что настоящая его магия жила максимум неделю: если регулярно менять воду и подрезать стебли.