Ох, дружочек. Мне бы метелей,
Чтобы укутали толщами снега.
Сладко выспаться в воскресение
Под пуховым одеялом мне бы.

Чуть отщипнуть от нежности с краю.
Вспомнить веселья вкус сладковатый,
Что заглушает тоску по раю
С запахом детства и сахарной ваты.

Мне бы немножечко веры, дружочек.
Выключить броуновское движение
Танца всех нераставленных точек -
В хаосе прячется путь к служению.

Мне бы развеять по старым дорогам
Пепел, оставшийся от меланхолий.
Мне бы терпения еще немного —
Мирно дождаться цвета магнолий.

Засыпай.
Мириады небесных светил
Охраняют твой сон.

Я не знаю
О чем ты сегодня молил
И был ли спасен.

День как день:
Ты, наверное, снова курил
И смотрел в облака.

Темноте
Дай вдохнуть в тебя сил
И губами коснуться виска.

В цветниках
Распускается лунным светом
Душистый табак.

Тает страх.
Подари уходящему лету
Свой старый пиджак.

Выдыхай.
Разливаются сказкой узоры
На млечном пути.

Отпускай
Все, что держит усталый взор,
Сталь и холод в груди.

Всю печаль
Оставляй: ее слижет прибой,
Растворяя в соленой воде.

Засыпай.
Я целую тебя пустотой
В девственной наготе.

Есть любовь
Даже сквозь километры
Тьмы небытия —

Дух богов.
Персеиды пронзают небо,
Смеясь. Искря:

Волшебство.
Нежных пальцев теплом
Тронуть вихорь волос.

Мой дракон
Антрацитово-серым крылом
Дотянулся до звезд.

Отдыхай.
Под ветвями тенистых олив
После долгой войны.

Lullaby.
Я далеким небесным светилом
Храню твои сны.

Шагать по духоте шафрановыми потоками.
Жара. Испарина прячет детали
От глаз и от восприятия. Одними дорогами
Петлять. Прячась в тени от печали.

С выдохом волшебство утекает сквозь пальцы.
Голова тяжела от надрывного веселья.
Закрыть глаза — по пустыне вечной скитаться.
Открыть — ветер рвет ольховый лист с деревьев.

Размешаться с безвременьем вязкого ила,
Завернувшись в сон в каменной утробе.
Холод горных вод станет лучшей могилой
Для поглощающих плоть слишком долго

Застывших надежд, призрачных сожалений.
На черных островах пересохшего дна
Растекается вечность. Возвращается мгновение.
Глупые словечки превращаются в слова.

Встретимся на одной дороге.
Они скажут: да мне не надо так много,
Хватит лучшего куска твоего тела.
А чего ты вообще хотела?
Дура! Будь немного попроще.
Воробьям достаточно крошек.

Жгут последний хлипенький мост.
Забывают сны второпях.
И что мясо растет на костях,
Что у хлеба бывают корочки.
Кладут на безглютеновый тост
Пару котлет из Пятерочки.
Поправляют воротнички
Однотипных мятых рубашек,
Подобранных с безупречным вниманием.
Привычно. И даже уже не страшно
Под игом социальных влияний.

Усредненные мысли и показатели,
Не заправленные рты и кровати.
Тленом выжженная аристократия…
Голая, в изумрудно-зеленом халате,
Я сижу и качаю ногой на стуле
Где-то между их и своим безумием.

Говорят, он из самых редких.
Что его просто так не встретить:
Серебристо-белого цвета —
Словно жизнь, ограненная смертью.

Говорят, на Земле когда-то
Было слишком громко и жарко.
Сила этой горячей правды
Разрывала его на атомы.

Разбросала пыль по планетам.
Говорят, что он очень хрупок:
Дуновение звездного ветра
Может все изменить за минуту.

Встреча с ним эфемерным мгновением
Безвозвратно глубин коснется.
Он остаточным излучением
Так похож на лучи от солнца.

Говорят, он легко испарится —
Столько времени мне не хватит.
Света золото, что теплится
Соберу в ночник у кровати.

Молча он освещает ночью
В полумраке съемной квартиры
Путь свободно гуляющим строчкам
По невыбеленным а4.

Всплеск. Период полураспада,
Превышающий возраст Вселенной.
Я рассматриваю звездопады.
Он, тускнея, уходит со сцены.

Свечой освещенные кисти рук,
Держащие теплый фарфор,
Рисовали пустоту себя вокруг.
Под 135 семафор
Открывал главный путь
С готовностью остановиться -
Всмотреться в самую суть
И передвинуть границы.

Песок, застрявший в ботинках, —
Это прах времен ледника:
Большой, он кололся на льдинки
И таял, и плыл в никуда,
Оставляя узоры озер
И четкий понятный рельеф.
В полумраке напротив взор
Казался похожим на блеф.
Он даже бы выиграл, возможно,
Была бы это игра.
Несказанное осторожно
Стирали минут жернова.
Размазанная, как масло по хлебу
Жизни, уходила суббота
На двух старых зеленых креслах,
Повернутых в пол оборота.
Пред ними спокойная правда
В отсутствие действий и дел.
На штиле томится армада,
Лишенная смысла защиты идей
И всяческих продолжений,
Что требовали бы участия.
Есть тишина вне движения:
Она не внимает шепоту счастья.

Откуда берутся слова?
Полночь. Я акушер.
Тончайшая ножка бокала вина,
Залитый светом торшер,
Скользящие чёрным чернила.
Когда между чувством и рифмой
Разверзнулась, заполонила
Собой пустота. Вычислять логогрифмы
Возможных событий — обман,
Прикрытый пледом надежды.
Не сделав ни шага останешься там
Где ты был. И таким же, как прежде.
Возможность очароваться — это свобода?
Или, пленённый волной светлых глаз,
В которых так живо искрился закат в ту субботу,
Ты волю вверяешь судьбе. И рассказ
Уже пишешь не ты, а тобой:
Твой удел — запятые и факты.
Надо выбрать, чтобы вернуться домой,
Кто ты: герой или автор?
Натянув докрасна тетиву, отпусти,
Пока стрелы пронзают пространство.
В этом миге любви ещё можно найти
От тоски по раю лекарство.

Я выбирала дыню на запах.
Я улетала вечером завтра.
Мне не хотелось готовить завтрак —
Только купаться в бездонных глазах.

Ты так красиво называл именами
Все, что происходило с нами:
Шелест перьев, волны цунами,
Разрисованное утро снами.

Осторожно спящих драконов,
Висящие в восточных углах иконы.
Мы встретились так далеко от дома
И будто из прошлых жизней знакомы.

Раскрыться маковыми полями:
Я была птицей, ты — океаном.
Но надо ли увлекаться словами,
Когда и без них уже все понятно?

Город скроется за облаками.
И если бы я мечтала о власти —
То о такой, чтоб взмахнув руками,
Стать вне времени и пространства.

Я выбираю дыню на запах.
Теперь у каждого свое завтра.
Просто. Ни хорошо и не плохо:
Синие воды останутся в строках.

Близко. И далеко, что не дотянуться.
Я для того и стала поэтом,
Чтоб через ритмы текстов вернуться
В магию прожитого момента.

Я сижу в тишине. Я пуст.
Я не чувствую ног и зари.
Я недавно услышал хруст.
Теперь все вокруг в крови.

Я недавно разбил стекло,
За которым царил мороз.
Он у власти слишком давно —
С моих предпоследних слез.

За окном был розовый куст,
Но его поглотила тля.
Я не чувствую ног. Я пуст.
Я вне чисел календаря.

Я с мороза достал себя:
Положил на стол и смотрю.
Если будет много тепла,
Я расстаю или сгнию?

Разъедают соль и вода.
Не лишиться бы чувств от чувств.
Все так просто было когда
Я был весь заморожен и пуст.

Ты же чувствуешь как тесно
Тебе в этом коконе?
Ты же с самого раннего детства
Не привыкла спать с закрытыми окнами.

Почему тебя так пугает
Чешуя на крыльях?
Неужели ты променяешь
Небо на горстку пыли?

Ты же сама себя разъедаешь
До чёрной дыры внутри.
Ты давно все уже знаешь:
Чтобы ожить — умри.

С наполненным до краев стаканом
Видишь полупустой.
Твое море стало давно уже океаном,
А ты все живешь на потом.

Милая, будь немного покорней
Идя по пути трансформаций.
Если сила пустила корни —
Надо ей просто сдаться.

Закат коснулся Петербурга
Солнце обнимало лучами мягкими
В книжном открытка легла мне в руку
Со словами: нет риска — нет магии.
Ты спрашиваешь: что такое риск?
Спуститься босиком в чужие катакомбы
На первый взгляд такая сладкая ириска
Способна выдернуть если не зуб, то пломбу.
Риск — наблюдать, смотреть в глаза:
Так часто человек боится взгляда.
Им впору любоваться, но нельзя —
Он не привык к вниманию без яда.
Риск — написать после недели тишины,
Когда допив седьмую чашку чая,
Оставшись в своем «я», где раньше были «мы»,
Признаться самому себе — скучаю.
Риск — прочитать любой ответ.
Принять уход. Простить проклятье.
И не искать в словах того, что нет.
Риск — это всецело покориться правде.
В тени вглядеться в голое лицо,
Срывая каждый чертов пластырь.
Сложить на полку тесное кольцо,
Когда вокруг все потеряло ясность.
Риск — от того стать подлецом,
Ведь то кольцо словно из старой сказки
С счастливо-благостным концом,
А ты привел ее к фиаско.
Риск — плавать глубоко внутри.
Не строить из себя героя.
Сквозь мглу добраться до искры
Того, что Бог назвал любовью.
Но это чувство по ошибке
Когда-то подменила боль.
И ты нарисовал улыбку
И променял риск на покой.
Добрые такие, светлые
Закрыл пеленой глаза.
Быстро, а где-то медленно,
Доверие сменил на страх.
И сердце все перепутало,
Решив, что любовь это риск.
Что все слишком сложно и трудно:
Нельзя подпускать к себе близко.
Но, Боже! Кого ты обманываешь?
Держа свой щит наготове.
Ты же все так же к любви тянешься,
Ища ее в каждом теплом слове.
И ты уже не тот, маленький.
И тебе самому решать как дальше —
Быть творцом или жить на окраине
В ветхом доме туманов и фальши.
Ограждаться стеною имеет смысл,
Если внутренний двор — это сад цветущий.
А если тлен разъедает карнизы,
Увянешь ты, а не в сад идущий.
Отдаваться любви — это риск.
Это как через пропасть вслепую.
Но ведь магия — это жизнь.
Я живу. Я люблю. Я рискую.

Говорят, себя не обманешь.
А мне хочется обмануть.
Очень хочется иногда, знаешь
Стать другим кем-нибудь.

Поменять плей-лист и одежду,
Может быть даже волосы.
И никогда больше, как прежде,
Не наступать на темную полосу.

Не заходить в сложные мысли.
Не переживать из-за родинок.
Не лежать молча в поисках смысла.
Не бояться быть голым на подиуме.

Обвязаться шарфом розовым,
В милую кружку налить какао.
В будущем больше не видеть угрозы.
В прошлом — в каждый момент быть правым.

И солнце будет светить по субботам,
И каждое блюдо будет вкусным.
Но разве этот, другой кто-то
Ни разу не просыпался грустным?

Разве этот, другой кто-то
Не метался в ожидании ответов?
И в самую пасмурную субботу
Не хотел стать другим человеком?

Вот так у меня целый шкаф одежды
И большая коллекция кружек.
В каждой вместо какао — надежда.
Быть собой. Все так, как нужно.

Ты явилась в тени почти что святой:
Была такой мягкой, манящей.
И пленяла даже не красотой —
Я сразу узнал настоящее.
Мне хотелось телом тебя вдохнуть,
Проникнуться каждой клеткой.
В цитоплазму впитывая всю суть.
Держать тебя крепко-крепко.
Обниму, положу в самый дальний карман,
Чтобы ты всегда была рядом.
Моя хрупкость тоже живет где-то там.
Я скрываю ее от взглядов.
Очень страшная штука эта Земля:
Не показывай нежность, не надо.
Пусть тебя буду знать только я. Как себя.
Для других мы сошьем наряды.
Пока ты взаперти, глубоко, я - герой:
Берегу неприступную башню.
Не свети. Если кто-то придет за тобой —
Я не знаю что делать! Мне страшно.
Я герой, пока не показался дракон -
Рядом с ним я маленький мальчик.
Спрячься, посиди за закрытым окном.
Я не знаю что делать дальше.
Пусть тебя буду знать только я: как себя.
Как никто. Дует слишком холодный ветер.
Я накрою тебя колпаком из стекла -
Я с тобой доживу до рассвета.

Про таких говорят — красив как Бог.
Но у меня уже был такой. И не один.
Я замирала, ожидая его шагов:
Мой Бог. Мой дьявол. Мой серотонин.
Я покрывала себя платком,
Чтобы войти в его светлый храм:
Служить. И ни о ком другом
Не думать. Не грезить. Не вспоминать.
На белой коже носила крест,
Молилась и про себя, и вслух.
Выбрала сердцем из сотен мест,
Не предавая внутренний дух.
Но храм был пуст. А Бог был нем.
Ему не нужны ни поклон, ни мольба.
Он заблудился среди своих стен.
Он потерял и свет, и себя.
Казалось, сквозь эту полночную тьму
Сможет пробиться моя свеча.
В тени алтарь превращался в тюрьму.
А мой паладин — в моего палача.
Я развязала льняной платок,
Вернула крест и ушла домой.
Как не влюбиться, когда он — Бог?
Как не отречься, когда не мой?

Не кажется. Мы пришли сегодня не вместе.
И я достаю из кармана последние строчки.
Ты сидишь здесь в зале задом на мягком кресле.
Было что-то. Но так смутно, что не разобрать почерк.

Со мной иногда и вправду такое бывает:
Я почему-то решила, что ты будущий гений.
К тому же, еще и сам об этом не знаешь.
Обычно я довольно умна. Но тем не менее.

И как-то ты не заметил своей перспективы.
Я громко вздыхала и томно ждала гениальность.
Менялись сезоны, менялись квартиры, мотивы,
Но гений так и не дотянул тональность.

Вчера я гуляла по темным улочкам Бытхи
И задалась вопросом: «А был ли мальчик?»
Материалов для поэтессы в избытке.
Так что давай, счастливо, пошла я дальше.

Я снова девочка, мне четыре:
Стою в поле тимьяна —
В безгранично открытом мире,
С горсткой земляники в ладошке.
Запах детства — самый пьяный,
Когда ты веришь — что можно.

Мне снова семнадцать,
Я снова могу быть влюбленной.
И каждая встреча — новый
Выброс адреналина.
Он делает меня такой сильной,
Что не придется сдаваться.

Я закрываю глаза...
Мне снова тысячи лет!
Я хоронила любимых,
Умирала в боях и в лесах.
Я убивала свет,
Пронзала и в сердце, и в спину.
Я была богом, спала с богами.
Возвращалась в утробу,
Ходила между мирами.
Распутывала и плела сети.
Переживала тьму,
Не доживала чуть-чуть до рассвета.
Носила корсет и чалму,
Превращала глазами в камень,
Служила, давала обеты молчания.
На коленях стояла в храме.
Управляла молниями,
Насылала саранчу и цунами.
Окропляла мечи кровью.
Врачевала, исцеляла души и раны,
Предавала Любовь, была любовью.
Была нежеланным ребенком,
Так и не видевшим света.
Была желанным —
Гостем на всех планета:
Радугой, мглой, ураганом.

Сменялись сны и галактики,
Притягивались и отталкивались атомы.
Разные люди пытались доказать на практике
Одни и те же постулаты.
Тысяча маленьких больших взрывов,
Словно зерна попкорна —
Вспомнить все, что уже со мной было.
Вспомнить, почему мое лицо на иконах.
И эта жизнь как короткометражка
В бесконечности киноленты:
Единственное, что теперь страшно —
Не прожить все эти моменты.
Не понять, что утро всегда доброе,
И кожа теплая того кто рядом.
Что ты сам выбираешь кто ты.
Что достаточно просто взгляда.
Быть в каждом моменте сразу —
Волной, собой и частицей:
Везде одновременно.
Переплетаются трассы
Всех возможных событий.
В моих голубых венах
То же железо, что в недрах
Сжавшихся звезд.
И если я — сама звездная пыль,
То разве может быть поздно,
Забыв, что такое смерть,
Так протянуть свою нить,
Чтоб выбрать ту жизнь и тот мир,
В которых я буду гореть
В которых я буду светить.

Не могу быть сегодня честной,
Не хочу. Выберу отшутиться.
В шейкере мозга смешать коктейль из мыслей
Остро-сладкий — надоело все пресное.
У меня будто вместо авиационного
Саркастический диплом на полке:
Могу быть профессионально колкой,
Лишь бы ты не заметил взгляда влюбленного.
Лишь бы ты раньше времени не понял,
Что засмотрелась больше чем можно.
Почти случайно безымянным коснувшись кожи,
Сразу же разглядела жизни иронию.
Смеюсь: ведь твои фразы мне так знакомы —
Похожие фазы и пути формулирования,
Смысла, охватывающего как минимум половину мира,
Вросшего в сознание и ставшего аксиомой.
Тут дождь — не хочу выходить из комнаты.
Пытаюсь не совершить ошибку.
Опираюсь на себя и на кресла спинку,
Но уже скидываю кеды перед шагом в омут.

Будто пустой лист скомкали и разошлись.
Так устала во что-то верить.
Я не Роза и тут не Атлантика,
Чтобы кричать тебе «Джек, вернись».
С этой чертовой единственной двери!
Вышла! Смяла бумажку глупого фантика
Жвачки с недолгоиграющим вкусом лав из,
Где мальчик протянул ей все свое сердце в окно,
А сам остался пустым и грустно смотрящим вниз.
Сценарий казался простым и вовсе не про любовь.
И каждый из нас возвращался домой,
По горло полный хороших шуток о том,
Какой остро-сладкой бывает жизнь.
И я поменяю всю суть, заменив одно слово:
Не в бездне чужой утонуть безвозвратно влюбленной,
А выбрать свободу на время быть вдохновленной.
И так же колко с улыбкой пишу тебе снова.

Выхожу на улицу и вижу его.
Стоит. Красивый, дерзкий.
Один глаз улыбается, второго не видно.
Знает, как он хорош.
И я знаю. Улыбаюсь, потому что он — мой.
Как будто каждый раз немного не верится.
Открываю дверь. Закидываю ногу.
И вторую тоже закидываю.
Секретные движения средним пальцем левой руки.
Тормоз.
Кнопка зажигания.
И он несет меня, словно красный дракон,
Туда, где я выбрала быть.
Я ведь и его выбрала.
И многих таких:
Красиво улыбающихся на улицах.
Тех, кто молчаливо говорили:
«Смотри как я хорош».
Да ничего они не говорили на самом деле.
Сидели, покачивая головой на пассажирском.
Смеялись над шутками.
И я говорю ему: «Надо заправиться»
И он такой: «Да-да, ты оплати я тебе завтра переведу».
И не переводит.
И я такая: «Ну давай, выходи».
Еду дальше.
Темнеет уже на улице.
Внутри подсветка как космос.
И охуенная аудиосистема.
Разговоры в голове на уровне Достоевского
На пассажирском спокойно лежит сумка.
Так даже интереснее.

Ты просишь всей волей зиму:
Оказываешься в ней как вброс
В другую параллельную реальность —
Ту самую, о которой был зов.
В сказке, тобой творимой.
Где каждое дерево,
До сути очерчиваемое белым,
Тянет ветви, чтобы тебя обнять.
Между гор и летящего снега.
Когда все обращено к тебе:
Вся любовь этого мира.
Как ты и просишь в молитвах
И самых жадных глотках воздуха
После ночного кошмара:
Любви и спокойствия,
Твердые ноги и сильную спину.
Но так и остаешься стоять
Под колпаком иллюзий,
Которым проще тебя распять,
Чем позволить открыть сердцевину.
Ворох, где каждый узел
Развязать или разрубить,
Или все одним разом.
Чтобы дух, словно ток,
Ворвался обратно в тело.
Остановилось пространство
И время, и жизнь
Такая точно как ты хотела,
И можно кружиться в танце.
Совсем незнакомый мир,
Где господство отдано свету.
Но будто воин стоишь,
Выхваченный из боя
На таинственную планету.
И на той стороне полетело копье…
В отчаянном беге к покою
Ты выберешь чудо
Или вернешься к войне
И откроешься вновь
Полной грудью
Звонкой мгле
И знакомой боли металла?
Сказка создана.
Воздана. Навсегда. На века.
Ограненная до идеала.
До совершенства каждой строки.
До запятой.
До оценки «отлично»
Остается лишь научиться в ней жить.
Там покой.
Без цепей, без крестов
Без своих же оков,
Состояний и чувств пограничных.
Без придуманных схем, устаревших богов.
Слишком просто — так непривычно.