Ох, дружочек. Мне бы метелей,
Чтобы укутали толщами снега.
Сладко выспаться в воскресение
Под пуховым одеялом мне бы.

Чуть отщипнуть от нежности с краю.
Вспомнить веселья вкус сладковатый,
Что заглушает тоску по раю
С запахом детства и сахарной ваты.

Мне бы немножечко веры, дружочек.
Выключить броуновское движение
Танца всех нераставленных точек -
В хаосе прячется путь к служению.

Мне бы развеять по старым дорогам
Пепел, оставшийся от меланхолий.
Мне бы терпения еще немного —
Мирно дождаться цвета магнолий.

Засыпай.
Мириады небесных светил
Охраняют твой сон.

Я не знаю
О чем ты сегодня молил
И был ли спасен.

День как день:
Ты, наверное, снова курил
И смотрел в облака.

Темноте
Дай вдохнуть в тебя сил
И губами коснуться виска.

В цветниках
Распускается лунным светом
Душистый табак.

Тает страх.
Подари уходящему лету
Свой старый пиджак.

Выдыхай.
Разливаются сказкой узоры
На млечном пути.

Отпускай
Все, что держит усталый взор,
Сталь и холод в груди.

Всю печаль
Оставляй: ее слижет прибой,
Растворяя в соленой воде.

Засыпай.
Я целую тебя пустотой
В девственной наготе.

Есть любовь
Даже сквозь километры
Тьмы небытия —

Дух богов.
Персеиды пронзают небо,
Смеясь. Искря:

Волшебство.
Нежных пальцев теплом
Тронуть вихорь волос.

Мой дракон
Антрацитово-серым крылом
Дотянулся до звезд.

Отдыхай.
Под ветвями тенистых олив
После долгой войны.

Lullaby.
Я далеким небесным светилом
Храню твои сны.

Шагать по духоте шафрановыми потоками.
Жара. Испарина прячет детали
От глаз и от восприятия. Одними дорогами
Петлять. Прячась в тени от печали.

С выдохом волшебство утекает сквозь пальцы.
Голова тяжела от надрывного веселья.
Закрыть глаза — по пустыне вечной скитаться.
Открыть — ветер рвет ольховый лист с деревьев.

Размешаться с безвременьем вязкого ила,
Завернувшись в сон в каменной утробе.
Холод горных вод станет лучшей могилой
Для поглощающих плоть слишком долго

Застывших надежд, призрачных сожалений.
На черных островах пересохшего дна
Растекается вечность. Возвращается мгновение.
Глупые словечки превращаются в слова.

Встретимся на одной дороге.
Они скажут: да мне не надо так много,
Хватит лучшего куска твоего тела.
А чего ты вообще хотела?
Дура! Будь немного попроще.
Воробьям достаточно крошек.

Жгут последний хлипенький мост.
Забывают сны второпях.
И что мясо растет на костях,
Что у хлеба бывают корочки.
Кладут на безглютеновый тост
Пару котлет из Пятерочки.
Поправляют воротнички
Однотипных мятых рубашек,
Подобранных с безупречным вниманием.
Привычно. И даже уже не страшно
Под игом социальных влияний.

Усредненные мысли и показатели,
Не заправленные рты и кровати.
Тленом выжженная аристократия…
Голая, в изумрудно-зеленом халате,
Я сижу и качаю ногой на стуле
Где-то между их и своим безумием.

Говорят, он из самых редких.
Что его просто так не встретить:
Серебристо-белого цвета —
Словно жизнь, ограненная смертью.

Говорят, на Земле когда-то
Было слишком громко и жарко.
Сила этой горячей правды
Разрывала его на атомы.

Разбросала пыль по планетам.
Говорят, что он очень хрупок:
Дуновение звездного ветра
Может все изменить за минуту.

Встреча с ним эфемерным мгновением
Безвозвратно глубин коснется.
Он остаточным излучением
Так похож на лучи от солнца.

Говорят, он легко испарится —
Столько времени мне не хватит.
Света золото, что теплится
Соберу в ночник у кровати.

Молча он освещает ночью
В полумраке съемной квартиры
Путь свободно гуляющим строчкам
По невыбеленным а4.

Всплеск. Период полураспада,
Превышающий возраст Вселенной.
Я рассматриваю звездопады.
Он, тускнея, уходит со сцены.

Свечой освещенные кисти рук,
Держащие теплый фарфор,
Рисовали пустоту себя вокруг.
Под 135 семафор
Открывал главный путь
С готовностью остановиться -
Всмотреться в самую суть
И передвинуть границы.

Песок, застрявший в ботинках, —
Это прах времен ледника:
Большой, он кололся на льдинки
И таял, и плыл в никуда,
Оставляя узоры озер
И четкий понятный рельеф.
В полумраке напротив взор
Казался похожим на блеф.
Он даже бы выиграл, возможно,
Была бы это игра.
Несказанное осторожно
Стирали минут жернова.
Размазанная, как масло по хлебу
Жизни, уходила суббота
На двух старых зеленых креслах,
Повернутых в пол оборота.
Пред ними спокойная правда
В отсутствие действий и дел.
На штиле томится армада,
Лишенная смысла защиты идей
И всяческих продолжений,
Что требовали бы участия.
Есть тишина вне движения:
Она не внимает шепоту счастья.

Небо постоянно такое светлое,
Даже когда роняет дождя капли.
Никогда не искала здесь ответы:
Все случится само собой. Не так ли?
У тишины всегда есть вес и значение.
Иногда меня так пугает честность.
Даже самое захватывающее приключение -
Это всегда прыжок в неизвестность.
Разрушаются башни и старые стены.
Время неумолимо стирает дни.
Я не знаю кто мы. Не знаю где мы.
И теперь доверяю только любви.
Оставаясь собой, оставаться светом.
Где живет звезда, там горит огонь.
Когда нет вопросов, нет смысла в ответах.
И достаточно лишь протянуть ладонь.

Кажется, помнила цвет твоих глаз,
Кажется, были какие-то правила.
Если писать об этом рассказ —
Скажу, что глаза были карие.
Кажется, было что-то еще.
Вроде ты мне даже нравился.
Шея. Улыбка. Рука. Плечо.
Но все это стерлось из памяти.
Сложу на соседнее кресло ноги,
Раз рядом со мной место пусто.
Порой ощущаю дыхание Бога,
Но так далеко до любви Иисуса.
Свежая кровь превращалась по дням
В свернувшийся времени сгусток.
Все, что осталось внутри от тебя -
Лишь тень красоты искусства.
Кто здесь спаситель, кто ростовщик?
Песни сирен сладко слушать.
Та глубина, что страстно манит —
Не рай, а фетиш на души.

Я снова сижу с черным кофе в центре
Города, но не в своем внутреннем.
Облака, куда-то гонимые ветром,
Делают мягче краски этого утра.
Третий месяц не вылезаю из одной кофты,
Сшитой из красных флагов, как шутит моя подруга.
Стопроцентное попадание в цвет моего капота
И в очень тонкое: когда мы посмотрели в глаза друг другу.

Все вокруг было в сотнях красных катышек:
На полу, на диване, на его футболке.
Сплошным слоем покрывали мою рубашку —
Он смеялся, а мне было немного неловко.
Я в тот день надела ее впервые и перед встречей
Вся перепачкалась шоколадом от мороженого.
Эти пятна отстирываются гораздо легче —
Знать бы заранее финал — была бы осторожнее.
Допиваю свой кофе под голоса ласточек.
Та история своими срезами жизни ушла в прошлое.
Но как будто один последний красный катышек
Где-то там до сих пор касается его кожи.

Спускаться в тень как в личный ад
Мимо угрюмо сторожащих псов
И рассыпающихся лестниц снов —
Встать на пороге, у самых врат

Простирающейся в небытие пустоты,
Что превращаясь в густое черное небо
Со сжатыми смыслами темных материй,
В миг разлагает в пыль земные мечты.

Променять свою жизнь на ничто.
Пребывая в центре этого краха,
Извиваясь, держаться за руку со страхом.
Не быть. Отказаться. Покинуть гнездо.

Будто здесь еще можно что-то решить:
Будто бездна давно уже все не решила.
Так и стала однажды обрывом вершина —
Только прыгать, если выберешь жить.

Все отдать, что когда-то считалось доступным.
Все иллюзии, что были взяты взаймы —
Им не пересечь горизонт этой тьмы.
Все теряет важность и кажется глупым.

Разрушение — важная часть на пути:
Зрячесть — перестать видеть то, чего нет.
Когда гаснут миры и твой собственный свет
Наконец появилась возможность найти.

В той бездонной воронке в центре груди,
Что годами вбирала в себя без остатка
Так неистово, одержимо и жадно
Кто бесцельно осмеливался подойти.

Эту жажду не утоляла вода.
Ни вино, ни тела, ни еда, ни стихи.
Да и что бы могло сдержать силу стихий?
Где из хаоса возрождалась звезда.

Подожди меня. Я уже почти.
Заколю только волосы, упавшие на глаза.
Кудри намокли — у нас дожди.
Пришла пора уходить, и разыгралась гроза.

Все теряет суть: туда и обратно —
Покидаю устья питавшей меня реки.
Шаг, казавшийся прежде невероятным:
Меняю на пару рук свои плавники.

Пакую весь свой мир по чемоданам:
От ярких звезд до жемчужин со дна.
Все волшебство, спрятанное за туманами.
Каждый закат, что встречала одна.

Почки деревьев, напитанных благостной влагой.
Девичьи косы, летящие ветром шелка.
Знаешь, никак не могла быть слабой —
Я обрезала все и сложила по разным мешкам.

Тело мое разъедали соль и голодные крабы.
Собираясь, я вернула все по местам.
Внешне. Но внутри они так и остались рядом.
И шрамы от них — всегда где-то там.

Провожая, нежно волна обнимает.
Через секунду другая сбивает с ног.
Я и сама стала морем — я его понимаю.
Как мне эту стихию перенести через твой порог?

***

Просыпаясь, касаюсь дыханием твоей ключицы.
С каждым вдохом падать глубже, до дрожи.
Я расскажу тебе все, что мне снится —
Сними с меня все слои старой кожи.

Может есть ад? Если дом твой кажется раем.
Мне хочется досмотреть до конца этот фильм
Уже ничего о себе точно не знаю
Кроме того, что каждая клетка состоит из любви.

Проводи меня к покрытым льдами вершинам.
Все тает — и я наполняюсь потокам вод:
Сверкаю форелью, цвету жасмином
И для тебя могу сама стать истоком.

***

Солнечный ветер опаляет плазмой горячего света
Наши с тобой оголенные души и плечи.
Прошлая жизнь по частям разлетается на километры
Я держусь. Держись. Держи меня крепче.

Сложив ладони в поклоне
На вековых холодных камнях,
Покрытых скорбью и мхом зеленым,
В закатных остатках дня
Прошу у мира меня обнять.
Устремляя весь свой взор вниз,
В гостях у священной птицы.
Преподаю плечом кротко
Разделяя с опорой тяжесть
Калейдоскопом рассыпанного разного.
В лесах, квартирах, аэропортах —
В любой точке где бы не оказалась,
В статусе лучшего работника года,
Он уже меня обнимает
Моими же нежными руками,
Вставив белый скелет прямо в плоть,
Манит, ведет бережно, знает
Каким веретеном уколоть
Мне палец, чтобы уснуть
Сладко, расслабленно, крепко,
Пока каждая тела клетка
Ведет свой ритмичный танец,
Поддерживая естественный ход жизни.
Душа плавно или рвано течет по венам,
Выбрав их как одну из живописных
Граней вечно расширяющейся Вселенной.

Он нарисует петуха,
Который разбудит меня до того
Как я, пытаясь ожить из камня во снах
И подняться вновь высоко
Над северо-западным склоном Бытхи
В весенне-лазурное небо,
Услышу будильник.
Отрежу два куска хлеба,
Предвкушая приятный день суеты.
Он создал скользящего в реках.
Лосося, что наметал икры.
Инженера, что сотворил
Хранящий ее холодильник
Для январского утра
Или для любого другого вечера.
Честного доброго друга,
Что уже здесь со мной,
И того, кто однажды пойдет навстречу
Под трепетный шепот прибоя.

Все так, как надо:
Все гениальное — просто:
Он сотворил Авокадо,
Размазанный по моему тосту. 
Вырастившего его фермера. 
Продавца, что подарил мне его,
Потому что было слишком переспелым
Для типичной продажи.
А мне все еще бывает страшно Иногда. 
И так одиноко:
Перестаю присутствовать.
Кажется — я здесь одна.
Когда я забываю чувствовать
Объятия Бога.

Все уже здесь.
Растет виноград для вина,
В котором грусть растворялась
До самого дна,
И там оставалась какая-то мутная взвесь. 
Потом понимала что-то, отказывалась. 
Давала себе обещания,
Что больше так долго ни к кому, ни чему
Не привязываюсь.
За что все равно спасибо вину.

Все уже есть. 
Прямо тут:
Он дал Глаза, созерцающие красоту. 
И пара рук, что могут ее создавать, 
Превращая «ничто» в мечту.
Есть самая классная в мире кровать — 
Пусть даже односпальная.
Под темно-синим сводом
Глубин спальни моего океана
Все новых и новых степеней Свободы.
В самой волшебной комнате,
Словно пещере русалки,
Жизнь превращая в золото.
Тонко, взмахом цветков фиалки, 
Достигнуть вершины алхимии,
Болтая ногами босыми.
Чего мне еще просить?
Какие еще нужны доводы?
Только благодарить
За то, что осталась способность любить. 
После всего пережитого холода.
И не искать для чудес
Надуманные причины и поводы.
Все волшебство уже здесь.
Все волшебство — ты и есть.

Легкая дымка сгущает пространство:
Мир становится чуть более осязаем.
Мы растворяемся в нем. Исчезаем.
Это не смерть. Это лекарство.

Впитывать жизнь вековых деревьев.
Становиться больше, чем о себе знаем.
Цветком и корнем. Росой. Октябрем. Маем.
Чем мощнее крона, тем больше тени.

Музыка ждет управления струнами.
Если мы зеркала для того, кто рядом —
Страшно в омуте твоего взгляда
Разглядеть свое же безумие.

За кулисами прячется только усталость.
Чтобы стать ко всему готовой,
Нужно быть беззащитной и голой.
Грубая сила — всего лишь слабость.

Перекрыли свет облака грозовые.
Не гадай, о чем улыбалась Джоконда.
Я теряю линию горизонта.
Я теряюсь без карты. Я здесь впервые.

Мои драконы тихо спят,
Свернувшись вглубь фарфоровых пиал.
Зимой я осторожно прячу взгляд:
Я не хочу, чтоб этот холод кто-то знал.

Не подаю остывшую ладонь
И не прошу согреть сырые корни.
Им мягко светит громничный огонь,
Пропитывая лед земли любовью.

Не подходи так близко — мне не встать.
Мне не дойти с тобой до волн прибоя.
Мне совершенно нечего отдать
Кроме стихов и восхищенья красотою.

Море я вижу в окно.
Но так далеко — что не слышу.
Благодарю, что дано
Чувствовать, как оно дышит.

Хожу к нему как к врачу,
Расслабить уставшие плечи.
Слушаю и молчу —
Бывает, становится легче.

Пью с ним китайский чай,
Грея замерзшие пальцы.
Собственный маленький рай
Создали: я и китайцы.

Когда начнется прилив,
Из берегов выйдут силы.
Спрячу подальше в архив
Все, что невыносимо.

Лягу возле стены —
Пододеяльник строгий
Цвета морской волны
Накроет белые ноги.

Свернуться, как амонит,
В центр всех прошлых судеб.
Чувства, что сладко манит
На утро уже не будет.

Пульса замедлит стук,
Злости остатки смоет.
Обнимет, как старый друг,
Верное зимнее море.

Выхожу на улицу и вижу его.
Стоит. Красивый, дерзкий.
Один глаз улыбается, второго не видно.
Знает, как он хорош.
И я знаю. Улыбаюсь, потому что он — мой.
Как будто каждый раз немного не верится.
Открываю дверь. Закидываю ногу.
И вторую тоже закидываю.
Секретные движения средним пальцем левой руки.
Тормоз.
Кнопка зажигания.
И он несет меня, словно красный дракон,
Туда, где я выбрала быть.
Я ведь и его выбрала.
И многих таких:
Красиво улыбающихся на улицах.
Тех, кто молчаливо говорили:
«Смотри как я хорош».
Да ничего они не говорили на самом деле.
Сидели, покачивая головой на пассажирском.
Смеялись над шутками.
И я говорю ему: «Надо заправиться»
И он такой: «Да-да, ты оплати я тебе завтра переведу».
И не переводит.
И я такая: «Ну давай, выходи».
Еду дальше.
Темнеет уже на улице.
Внутри подсветка как космос.
И охуенная аудиосистема.
Разговоры в голове на уровне Достоевского
На пассажирском спокойно лежит сумка.
Так даже интереснее.

Он мечтал о самом зеленом саде:
На холме, за быстрой горной рекой.
Где в тени, поправляя седые пряди,
Он однажды сможет найти покой.

Каждым сумрачным утром перед рассветом,
Когда свежей росой покрывалась трава,
Он вставал на колени за новым ответом
И закладывал в землю свои семена.

Удобрял, обрезал и следил за формой,
Своевременно убирал сорняки.
Защищал от ветров, воздвигал опоры,
Приглашая к жизни движением руки.

Наблюдал, аккуратно кормил вниманием.
Тихо спрашивал: «Как ты, друг?»
Птицы радостным щебетанием
Разносили весть о весне вокруг.

От его тепла распускались бутоны.
Самым сладким был аромат плодов.
Наплевал на все людские законы,
На красивых ветвях вызревала любовь.

Небосвод обнимал бездонною грустью,
Но сквозь годы он смог пронести свой свет.
Получив свободу от плена иллюзий,
Растворил все смыслы войн и побед.

Сад стал самым прекрасным на свете:
Даже в зимний холод стоит в цвету.
Пыль садовника разметает ветер —
До корней, что взрастили его мечту.

Смотри на нее. Смотри в оба.
За все бесчисленные жизни
Именно здесь свели дороги
Полуслепые сценаристы:
Она пришла. На молчаливый зов.
Вся пыль ложилась на ботинки,
Чтобы куски разорванных миров
Сошлись в единую картинку.
Она пришла. Стоит за дверью.
Я видел ее только раз.
Весной. Я ей не верил.
Смотрел и думал: «Не сейчас».
Она пришла. Я не открыл.
Казались верными причины.
Я был в пути, совсем без сил.
Я видел горы: на равнинах
Не представлял себе себя.
Она была светла. Я в темном.
Она была сама заря.
Я глухо запер ставни дома.
Все эти сотни тысяч лет
Я прожил в ожидании стука,
Смотрел ей молча вслед,
Тянул сквозь время руку.
Изведал горы, реки, небо:
И проиграл в бою в самим собой.
Иди туда, где я ни разу не был.
Она пришла. К тебе. Открой.